Зверь всегда видит больше.
Осенью город меняется. Он становится гулким и мертвым, как пустой панцирь жука. Поблескивает золото на спинке, но жизни нет. Глубже и теснее проточины старых улиц,заметнее влага на камнях и потертости от сотен ног. Где сейчас те, кто оставил их? У теплых очагов или под надежной опекой надгробных камней?
Я не люблю ночами покидать свой дом осенью. Становлюсь домоседом. Так же съеживается, укутывается в плотные, яркие портьеры и мой дом. Теплое мерцание свечей пробивается сквозь занавеси, смягчает неистовую медность волос, рассыпанных по плечам. Касание завитков почти можно перепутать с прикосновением небезразличной руки... Но, нет, я один среди дорогих ярких тканей, тонкого фарфора, старинной вычурной мебели и книг. Тут можно заметить перо ворона, там- веер с перламутровыми спицами, череп какого-то мелкого зверька или нитку крупного черного жемчуга. Из книги небрежно выглядывает кружевной край тонкой шелковой перчатки... Ах, как милы моему сердцу все эти знаки и отметинки долгой моей жизни. Но, иногда их становится мало. Слишком мало. И до онемения в пальцах хочется живого тепла. Как сейчас. Но, нет в этих грезящих покоях даже намека на тепло и иные шаги, кроме моих. Нет даже кошки. Эти тонкие, грациозные звери охотно делят со мной уединение. Нет, я не так наивен, чтобы считать их своими. Не так пуст, чтобы покупать дорогого зверька в золоченой клетке и кичиться им. Куда приятнее приманить из паутины улиц что-то истинно свободное и ночное, с жемчужными осколками луны на дне топазовых зрачков и стремительным, легким шагом настоящего убийцы. О нет, далеко не сразу мои усатые гости начинают предпочитать блюдце со сливками садовым птичкам и мышкам... Не сразу идут в тепло комнат , и не все соглашаются греть мои озябшие пальцы и душу. Большинство просто шныряют по саду среди кустиков мяты, заведенной специально ради них. Я люблю их урчание, странные, дикие вопли, мелькание пушистого меха. Нравится мне и то, что каждый новый гость ступает по земле, которая приютила тонкие косточки его предшественников. Мой век длиннее кошачьего. Да, и человеческого тоже.
Иногда меня это печалит. Обычно, я просто принимаю себя, каков есть. Старая порода... Черный лак столешницы отражает мои глаза цвета красного аметиста... Надо бы навестить ювелира. Но, очень холодно. И так не хватает кошачьих шагов в доме...
Только шелест страниц, потрескивание свечей и фальшивая ласка медных прядей.
Хильд
17.07.2013
Я не люблю ночами покидать свой дом осенью. Становлюсь домоседом. Так же съеживается, укутывается в плотные, яркие портьеры и мой дом. Теплое мерцание свечей пробивается сквозь занавеси, смягчает неистовую медность волос, рассыпанных по плечам. Касание завитков почти можно перепутать с прикосновением небезразличной руки... Но, нет, я один среди дорогих ярких тканей, тонкого фарфора, старинной вычурной мебели и книг. Тут можно заметить перо ворона, там- веер с перламутровыми спицами, череп какого-то мелкого зверька или нитку крупного черного жемчуга. Из книги небрежно выглядывает кружевной край тонкой шелковой перчатки... Ах, как милы моему сердцу все эти знаки и отметинки долгой моей жизни. Но, иногда их становится мало. Слишком мало. И до онемения в пальцах хочется живого тепла. Как сейчас. Но, нет в этих грезящих покоях даже намека на тепло и иные шаги, кроме моих. Нет даже кошки. Эти тонкие, грациозные звери охотно делят со мной уединение. Нет, я не так наивен, чтобы считать их своими. Не так пуст, чтобы покупать дорогого зверька в золоченой клетке и кичиться им. Куда приятнее приманить из паутины улиц что-то истинно свободное и ночное, с жемчужными осколками луны на дне топазовых зрачков и стремительным, легким шагом настоящего убийцы. О нет, далеко не сразу мои усатые гости начинают предпочитать блюдце со сливками садовым птичкам и мышкам... Не сразу идут в тепло комнат , и не все соглашаются греть мои озябшие пальцы и душу. Большинство просто шныряют по саду среди кустиков мяты, заведенной специально ради них. Я люблю их урчание, странные, дикие вопли, мелькание пушистого меха. Нравится мне и то, что каждый новый гость ступает по земле, которая приютила тонкие косточки его предшественников. Мой век длиннее кошачьего. Да, и человеческого тоже.
Иногда меня это печалит. Обычно, я просто принимаю себя, каков есть. Старая порода... Черный лак столешницы отражает мои глаза цвета красного аметиста... Надо бы навестить ювелира. Но, очень холодно. И так не хватает кошачьих шагов в доме...
Только шелест страниц, потрескивание свечей и фальшивая ласка медных прядей.
Хильд
17.07.2013