Гуляла по сети и нашла. Образ царапнул острым коготком. Сама девушка как-то никак. Все дело в штрихах, в деталях. И роскошные копытца на ногах. Так мог бы выглядеть Найтмар, вздумай он погулять в человечьей шкурке. Смотрю, и могу только тихо, восторженно выдыхать сквозь зубы.
Вчера я попробовала сделать здесь запись "за жизнь". И мне это решительно не понравилось. Что-то неправильное есть в том, чтобы дублировать здесь Я. рушные записи и атмосферу. Это что-то совсем другое и для иного. Это дневник моей тени, которая живее и дороже мне, чем дневное я, на которое навьючен ребенок, маска человека, целая охапка крупных и мелких " должна". И всему этому здесь не место. Будут странные тексты, которые мне особенно дороги, будут довольно ядовитые мысли, порой- отчаянный вой зверя, посаженного на цепь.Если неприятно,заткните уши . Будет какая-то личная и не очевидная трактовка вещей и явлений. Личный бестиарий символов. А сочинений на тему " Как я провела день" не будет. Так честнее.
Настроение у меня сегодня неприлично хорошее. Я даже не знаю, почему. Сочный, приподнятый фон настроения создает " Ястреб Халифа". Как, как можно так сочно, так ярко писать? И именно теми образами и эмоциями, которые мненужны. Как-то не на крови и трупах акцентируешься. Хотя, их там есть. Но,завороженно вздыхать заставляет даже не тонко построенный сюжет, не роскошный исторический фон... а какие-то "мелочи" : игра света и тени, описание фактуры ткани... Острая, меткая фраза... В сеть совершенно не хочется от такой книги. Да, и не было у меня сегодня особо времени на сеть. Сначала играла и возилась с ребенком, а потом пошла на почту. Нужно было забрать посылку с серьгами. И отправить пару писем. До почтового отделения я добралась моментально. А там начались приключения : солидная такая очередь и ну очень неторопливый оператор. Потом, после получаса пребывания в очереди оказалось, что получить посылку можно в соседнем окне, где никакой очереди как раз нет! Но! Мне нужно было еще отправить заказное письмо. Ради этого пришлось возвратиться в уже оставленную очередь. После еще десяти минут мучения письмо я отправила. И выяснилась удивительная вещь! На почте нельзя купить почтовый конверт с марками О______________о Они , видите ли, на переоценке. А когда будут снова в продаже? А не знаем... Может, на следующей неделе, а может, и нет... Не знаем. У всадников Апокалипсиса действительно есть стажер. Только,это не какое-то невнятное " Доброе утро" имя ему- Почта России. Гррр! Выскочила оттуда я довольно злая, хоть и с заветной коробочкой. А там, в лучах яркого солнца пропархивают снежинки. Такие легкие, маленькие и трогательные. Как серебряные капельки. И так грустно и светло стало. Зимой снега практически не было. И сейчас его обреченные попытки быть... Радуют и причиняют боль одновременно. Это как еще один день жизни смертельно больного человека. Без надежды, без права быть. Но, есть же он! Вечером Аллор порадовал. Подарил мне ( нам) набор рюмок для абсента. Нет,это не совсем классическая абсентная рюмка, но что-то к ней близкое. Главное, пить будет удобно.
Пробую написать ту самую странную зарисовку, которую уже давно обещала rin_laire, Посмотрим, что из этого получится. Образы обвились мягким платком вокруг шеи и ласково душат при благосклонном попустительстве со стороны Муза Ой, не благословясь- начали! Прикосновение... Много ли оно стоит в мире тех, кто наделен зрением? Прихоть. Мелкая монетка, которую роняют, не замечая и не задумываясь. Холеные господа и надменные дамы из той шайки, что прозывается " приличными людьми", " обществом", посадили осязание на цепь, как опасного зверя. Спрятали кончики пальцев под тонкой кожей перчаток. Чужой, мертвой кожей, более не способной дарить тепло. Затянулись во фраки и корсеты. Надежно прикрыли влечения тела и души " моралью", которой грош цена, если никто не узнает. Если достаточно денег и власти, чтобы купить молчание и безнаказанность. Совсем иначе обстоит дело с теми, кто прихотью судьбы, несчастным жизненным поворотом почти лишен возможности видеть. Моя жизнь и работа ( Надо сказать, весьма тонкая и деликатная работа,за которую мне иногда хорошо платят ) целиком зависит от проворства и чувствительности моих рук. Зрячий, желая видеть, берется за лорнет. Я снимаю перчатки. Мои руки видят больше, чем ваши глаза. Раз коснувшись предмета или человека, я уже не спутаю его с другим. Меня трудно провести сходным костюмом или похожей кладкой стены... Этот мир имеет больше оттенков, чем видит торопливый человеческий глаз. Кожа внимательнее его. Она помнит самую мелкую ласку и самое незначительное неудобство... Достаточно только дать себе труд запомнить, при каких обстоятельствах пришло то или иное ощущение и каково оно на вкус ,запах, вес. Дальше, уже просто стоит лишь правильно употребить собрание касаний,грубых тычков, деликатных и опасливых рукопожатий... Есть среди пестрой толпы ощущений приятные, есть полезные, а есть и те, и другие. Вот вы, облеченные титулами господа, много ли вы знаете о том, как лежит в руке трость? Да, та самая, которой вы щеголяете, изображая модную слабость здоровья. Что вам известно о ее тяжести, о том, как тепло и уверенно ложиться в руки чуть потертая рукоять из старого, покрытого темным лаком дуба. Я же знаю каждую неровность моей верной спутницы. И мне в голову не придет опереться на нее как на стариковскую клюку. У моей красавицы иная цель. Она, как и я, любит секреты. И надежно прячет до поры кинжал отличной испанской работы... Во время скитаний по ночным улицам моя трость обмолвливается о своих секретах тем, кто считает меня легкой добычей. Правда, таких все меньше. Может быть потому, что дерево и сталь их последние собеседники. Терпеть не могу неопрятности в облике. К счастью, и с увертливой бритвой ловкие пальцы справятся. В зеркале нужды нет. Среди коллег по ремеслу и заказчиков я слыву щеголем. Ни единого пятнышка и волоска, там, где им не место. Господа из уголовной полиции только руками разводят. Беда в том, что осязание так же утомляется порой, как и зрение. Нужно давать ему отдых. Золотистый опиумный сон с бархатной подкладкой из небытия освежает ум и уставшие подушечки пальцев. Нет такой шарады,за которую бы не взялись ловкие руки и подвижный ум. Прикосновение способно дать величайшее удовольствие и быть источником боли. Оно внимательно и мудро. У него нет легкомысленности зрения. Не всегда мои пальцы вынуждены заниматься черной работой. Иногда им выпадает почесать кошачью спинку или вынуть шпильки из прически хорошенькой женщины. Тот, кто никогда не отказывался от услуг зрения в момент, когда поглаживает кошку<или прикасается к телу красавицы, ничего стоящего не знает ни о тех, ни о других.
Как-то так получилось, что, видимо, я здесь буду... Иногда, нерегулярно, но буду. Не только мои персонажи , но именно сама я.Еще больше моего фирменного бреда Оказывается, ныть на всю сеть временами полезно. Настроение выправляется... Странно. Не люблю ныть. Очень надеюсь, что мое настроение укусило за попу что-то другое.Хоть вдохновение, например. И от этакой наглости оно и подпрыгнуло. Наверное, секрет в том, чтобы иногда напомнить себе, кто ты есть. Снять лишние одежки с души. И писать хочется. При этом, посты и вещи, несколько несовместимые с моим образом на Я.ру. Нет, я и там настоящая. Только, там дневная я. Обычно очень довольная собой и жизнью. А тут площадка для выгула скелетов. И творческой дури. Те, кто читает меня и там, и там, с удивлением и не без интереса будут сравнивать и находить что-то новое! А теперь тот самый важный вопрос : как убрать свой дневник из списка ПЧ? А то нахождение там меня любимой отдает то ли шизофренией, то ли манией величия. На счет первого возможны мнения, но вторым-то я точно не страдаю..
Арт к вопросу об уютности. В эмоциональном плане потепление. Пока ты сам о себе заботишься, ты не одинок. Полезно об этом помнить.
Какая странная, прихотливая штука- жизнь. Чем- то напоминает вязание крючком. Хотя, что я в нем смыслю? Правильно,ничего. Но история не о том. Я. ру опять отказывается работать. Настроение колеблется от " очень плохо" до " сейчас всем горло перегрызу". Не хватает тепла, не хватает сопричастности. Про домашне - бытовое писать не хочу. Много раз писала, и оно не меняется. Хочется громко, увлеченно плакать и что- нибудь разбить. Представила себе эту картинку в красках и улыбнулась. Слишком " не мой" стиль реакции. Весна за окном пытается сделать вид, что она- зима. Актриса из весны гхыровая. И меня ее бездарная игра приводит в тоску и ярость. Ууууу, ненавижу эту дриадистую шлюху в зеленом. Да, мне плохо и хочется ругаться. От чего плохо? Да я бы сама знала! От этой пресловутой " не теплоты", от кокона агрессии и усталости,который плотно спеленал мою повседневность. Рядом со мной постоянно кто-то устал и раздражен. А я не могу всех греть, не получая ответного тепла... И объяснять это можно бесконечно. На словах все все понимают. Но ведут себя так же. Итог : я разозлилась. Толку от злобы ноль, и ее надо как-то унять. Но предпосылок к этому нет совсем. От слова " совершенно". Больше всего меня злит утрата самоконтроля. И я взвиваюсь еще страшнее, до кровавой пены с клыков. До вопля, которым приходится давиться. У меня нет права проявить свой аспект. Рядом " нормальные люди". Поэтому, надо держать маску. Она уже почти приросла к коже. А хочется ее снять. С мясом. Явить голод и ярость. Это никого не заставит задуматься, никуда не приведет ( Разве что в психиатрическую клинику. А туда что-то не хочется.). Я все чаще задумываюсь, что я делаю в этом мире, который отрекся от подобных мне больше тысячи лет назад? Который назвал меня и моих сестер мифом... Что, Локи меня побери, я тут делаю?! И не пора ли домой? Тошно и тоскливо. А действительно, какой от меня толк в этом мире и в этом месте? Никакого. Я всем нужна кусочками, частями, фрагментиками ( желательно, на выбор нуждающегося, совсем хорошо, если эти кусочки будутчеловеческими. Только человеческими. Нет, спасибо, нам не надо перьев и меха, нам не нужно отражение луны в острых чертах зрачков. Будь женой и матерью. А ничем иным- не смей. А ночами, страшно, до боли сводит кисти рук и ноги. Я прекрасно знаю, что это такое. Не глотаю обезболивающие, лежу и слушаю, улыбаюсь сквозь боль и думаю : " Удержу ли хищное и древнее, захочу ли держать?" Надо хотеть, а не хочется. Всегда лучше, когда у подобных мне есть надежный и сильный спутник, способный взять за загривок и втряхнуть обратно в человечью шкурку. У меня такого нет... уже... Боги, почти шесть лет... Иногда я начинаю горько жаловаться и ныть( как сейчас) ... Иногда больно кусает память, которая простирается много дальше тех 29 лет, которые есть на поверхности.... Интересно, ради кого я пляшу на острой грани между человечностью и тем, что я есть? Между снами и реальностью. Наверное, ради себя. Я когда-то пообещала сплясать так, чтобы не стыдно было однажды сказать : " Я снова тебя нашла". Значит, и ради него тоже. У меня свое проклятое золото. Живое, текучее, хищное. Протянула к нему алчные руки, а оно ускользнуло сквозь пальцы. Только, ничему меня не учит ни время, ни судьба. В последнюю я и вовсе не очень верю. Я отчаянно верю в новую встречу. Знаешь, до такой пары как мы, ни один сказочник не додумался. Фантазия коротка. А мы есть! Именно есть. И обязательно встретимся. Помнишь, ты обещал подождать? Я приду. Ты же знаешь...
Пора что-то решать с дневником на Яндексе. Там мне уютно, там пять лет моей жизни... И, не мало из написанного за эти годы. Не хочется покидать обжитое логово... Но, все потерять хочется еще меньше. А там сейчас такой бардак, что страшно. Второй день нельзя оставлять посты. А здесь... здесь далеко не так уютно и привычно. Так что, я в размышлениях. Вообще, утро добрым не бывает! Поэтому, мысли ватные, серые и злые. Не мысли, а старая, слежавшаяся вата. Хотя, день обещает быть очень хорошим! Просто очень- очень. Надеюсь, что еще приду сюда написать о хорошем.
@музыка:
тяжкий скрип насильственно поднимаемых век
Море полно тайн и сокровищ. Чего только оно не прячет в своих глубинах, каких только тайн у него нет. Пиратские клады и остовы кораблей, обкатанные волной останки моряков и несчастных влюбленных, нежные, драгоценные соцветия кораллов, россыпи жемчужин и редкостная амбра, таящаяся в китовом нутре и высоко ценимая парфюмерами. Не все сокровища моря можно взвесить и измерить. Как счесть яростную красоту шторма, когда море ревет как зверь клетке; или ласковый шепот бриза,охлаждающий разгоряченную кожу; тоскливые и зовущие песни дельфинов и китов, всплески яркого русалочьего хвоста... Да, много чего еще. Но, горе тем, кто пытается отнять у моря его сокровища и тайны.
Это случилось в незапамятные времена. Тогда еще можно было встретить королей и рыцарей, прекрасных дам и мудрых волшебников. Мир населяли чудесные звери. Короли и принцы щеголяли друг перед другом не только силой оружия и золотом, но, и своими зверинцами. Мало кого можно было удивить фениксом или единорогом, встречались и гарпии, и виверны. Ходили слухи, что папском зверинце святого города Рима можно увидеть дракона.
В одном небольшом приморском королевстве правил старый король. И была у него только одна радость и забота в жизни: его дочь, юная принцесса Флор. Судьба не одарила короля Танкреда сыновьями, но, его это ничуть не печалило. Принцессе пошел пятнадцатый год. Она ни в чем не знала отказа. Флор целые дни проводила в забавах и играх, самой большой ее неприятностью был палец, уколотый вышивальной иглой. К ней сватались принцы и герцоги, соблазненные не столько короной приморского королевства, сколько красотой принцессы. Флор была маленькая и тонкая. Тяжелая черная коса украшала девушку и чудно шла к лучистым карим глазам. Изящный носик, рот схожий цветом со спелой вишней, и ямочки на щеках придавали ей еще больше свежести и очарования.
Женихи старались перещеголять друг-друга галантности и засыпали Флор подарками. Ее было не удивить ни рубинами, ни тонким шелком, ни восточными притираниями , ни редкостными цветами. Один из женихов герцог Боэмунд решил поразить принцессу редкостным подарком и прислал ей живого сирена.Эти морские обитатели чрезвычайно редки и поймать их почти невозможно. Слишком они увертливые. Слишком острые зубы, сладкий голос и коварный нрав. А этот молодой, вот, и попался рыбачьи сети.
Теперь морское диво томилось в специально для него устроенном бассейне с соленой водой, забранным поверху крепкой серебреной решеткой. В первые часы заточения пленник метался по своей тюрьме изумрудной стрелой, поднимал фонтаны брызг, пробовал прутья решетки маленькими острыми зубами. Напрасно. Казалось, морской житель смирился со своей участью : безучастно лежал на плоском валуне или отсиживался под водой. Ел русал мало и неохотно. Видимо, сырое, полежавшее мясо было не по нему. Чем нужно кормить такое создание королевский смотритель не знал. Или намеренно забыл.
У принцессы Флор было множество забав, и она не сразу вспомнила о новой диковинке. В послеполуденный час принцесса и ее фрейлины расположились у бассейна с вышиванием. Девушки смеялись и болтали за работой. Вода оставалась тихой и темной. Одна из придворных дам отложила рукоделие и взялась за лютню. Голос у нее был теплый и бархатный, как вечерний ветер с лавандовых полей. Девушка пела простую песенку, которую часто поют горожане за работой, но, очарования ей это не убавляло. Незаметно в пение вплелась новая нота. Легкая, свежая, как морская пена, сильная и изменчивая как волна. Дамы внимали дивной песне как зачарованные. И только Флор всмотрелась в темную водяную глубь. Он поднялся на поверхность, прижал нечеловеческое, тонкое и острое лицо к прутьям решетки, и пел. Пел забыв себя и свой плен. Где-то далеко, на пороге слуха ему вторил шум моря. Придворная дама допела свою песню Все бросились благодарить ее и осыпать комплиментами. И только принцесса знала всю тайну ее успеха. С тех пор Флор не однажды приходила к бассейну с решеткой и просила спеть для нее. Она упрашивала, сердилась и даже плакала. Вода оставалась молчаливой и темной. Обладатель волшебного голоса таился на самом дне.
Так все и осталось до тех пор, пока не случилось лунное затмение. Русал в ту ночь был беспокоен, плавал у самой решетки, пробовал ее прочность изящными длинными пальцами с острыми когтями, хмурил тонкие брови цвета бледного янтаря. Лунный диск поглотила чернота. Густой полог ночи прорезало пение чистое, как вода из горного источника и острое, как лучшая сталь. Едва заслышав первые ноты, принцесса выскользнула из своих покоев и бросилась в сад.
Опутанная чудесным пением как сетью, Флор приблизилась к темнице морского обитателя, склонилась к самой воде. Из-за прутьев решетки на нее смотрели яркие, раскосые глаза с прозрачными веками Тонкие линии, из которых состоял облик певца, принцесса скорее угадывала, чем видела в темноте. Сама не зная,зачем, она наклонилась к самой решетке. Из темноты к ее горлу метнулась тонкая, проворная рука с когтями острее любого ножа. Алые капли упали в воду как вишни и разошлись нежнейшей дымкой.
Не зря смотритель королевского зверинца предпочел забыть, какая пища по вкусу морскому народу.
Я решила оживить это место парой своих темных историй. То, что особенно любимо и удачно, на мой взгляд.
Я решила достать с литературной полки еще одну версию многострадальной "Красной Шапочки". Кто не спрятался, я не виновата!
Предупреждение : все довольно мрачно.Хэппи-энд не планируется.
Звезды с удивлением смотрели на уединенную деревушку, спрятавшуюся среди горных лесов. Майский ветер приносил с собой пение и звуки свирели, девичий смех и истошное кудахтанье каплуна, расстающегося с жизнью ради праздничного застолья. Жители праздновали избавление от Волка. Огромная, черная с серебром шкура, пахнущая свежей кровью и лесом сушилась перед домом охотника Мартина. Всякий мог подойти, потрогать и убедиться, что враг мертв. Но, селяне все равно понижали голос, говоря о Волке, и произносили именно так- почтительно и с большой буквы. Так обычно припоминают королевского сборщика налогов. Если рассудить здраво,Он и собирал с деревни налог. Кровь, жизнями и страхом.Это лес, наполненный травным и смолистым духом, был Его колыбелью и угодьями. И вот, всему положил конец один меткий выстрел.
Каждый житель деревни непременно считал своим долгом потрепать черную, уже не страшную шкуру, отпустить резкую шутку. Последний трус чувствовал себя героем. Послушай любого, так лично распутывал звериный след, латал Мартину сапоги или отливал ту самую удачливую пулю из старого серебра.
Не радовалась только она одна. Первая красавица, последняя жертва волка. Единственная, кто избег волчьей пасти. Бедняжку жалели. Ее молчаливость прощали. Такое горе : потерять родную бабушку и чуть не сгинуть в клыках зверя. " Бедная Красная Шапочка"- единодушно вздыхали все.
А она тихо сплетала белыми пальцами тяжелую темную косу, прятала глаза под темными ресницами и молчала. Ей помнилась теплота живого черного меха, насмешливый и вовсе не злой янтарь волчьего взгляда. Ласковый, как рука матери длинный, алый язык. ( И то сказать, материнские руки чаще давали тумаки и затрещины, чем прогоняли боль и одиночество). Она помнила Его стремительным и сильным, более настоящим и честным, чем надутые, мелочные и трусливые селяне. Помнила свои пальцы,испачканные алым. Помнила как он отрывал для нее лучшие, самые мягкие куски добычи, как подталкивал к ней пищу, упрашивал есть. Она помнила сытое тепло после совместных трапез, возню, басовитое урчание и смех в нагретых солнцем травах.
Это из- за нее погиб Волк. Ее защищал своим телом. Если бы не она, зверь не подпустил бы к себе охотника. Учуял бы его раньше. Сгинул в черном лесном водовороте. Только, что теперь об этом думать? Не вернешь хозяина лесных троп. Ей теперь на роду написано быть одной. Пускай, и при муже, а все равно одна. Только и радости : может, родится у нее дитя. Будет кому передать волчье благословение.
Красная Шапочка поправляет капюшон плаща, из- под которого с мукой глядят золотые глаза зверя.
Захотелось просто тут наследить немного. Оставить хоть чуть- чуть снежной жажды где-то вовне. Она меня душит. Уже не спасают слова и образы. Где те Боги, которые пожелают вплести меня в гриву метели? Вот чего жаждет моя голодная,хищная суть. Зимы. Не той пародии, что вокруг. А истинной, прекрасной и смертоносной круговерти метели. Воздуха, что вспарывает горло не хуже ножа...
Они родились из снежной пляски, из трескучих морозов, из смертоносной ласки метели. Из человеческого страха перед ночной тьмой и холодом. По нетронутому снегу шагнули в легенды. Стали страшной сказкой предновогодних ночей. Имя им- Дикая Охота.
Люди веками чувствовали на своих шкурах их неистовый нрав. Веками Охота собирала щедрую дань с людских селений. Все изменилось почти сразу.Люди заперлись в каменных городах, где слишком много тепла, где ночь слепа от света фонарей и неона. Расстелили у себя под ногами бетон, слишком грубый для тонких ног снежных коней. Научились смешивать снежное серебро с песком и окурками.
Снежные охотники отступили, но не ушли. Они рядом с нами. Не выходите морозными ночами в сердце зимы. Не покидайте своей теплой скорлупы. Но, если хватит смелости, прислушайтесь. Слышите звонкое, чистое пение. Все так же колесит в метели Охота. Прочь с ее путей!
***
Ким брел по вечернему городу, сам не зная, куда и зачем. Мерным, ровным шагом он пытался уйти от назойливого присутствия города и тысяч людей вокруг, от опостылевшего метронома :работа-дом- работа. Сегодня вечером было особенно плохо : не согревал чай, не приносили утешения книги, пустая шелуха сетевой болтовни только подчеркивала одиночество. Ноги сами привели Кима в городской парк. Там было тихо и дышалось легче. Под прикрытие деревьев и кованных решеток забилась обессилевшая в каменных силках зима. На дорожках и скамейках лежал снег, было холоднее и тише, чем на улицах. Странное спокойствие наполнило душу человека. Город больше не казался отвратительным, ведь он хранил в своих грубых ладонях чудо тишины и холода. Снег негромко шептал под ногами, тени деревьев сплетали причудливые орнаменты . Ким погрузился в свои мысли и почему-то вспомнил, как любил в детстве снежки и катание с горок, как ждал новогодних чудес. И они всегда случались.Человек понял, что еще молод, что не поздно все изменить, а в жизни притаилось так много красоты...Хотя бы этот парк и эта ночь. Ким улыбался своим мыслям и не заметил, как пошел легкий снежок, закружился вокруг него, лег на темные растрепанные волосы ( Ким никогда не любил шапки). Деревья вдоль дорожек зашуршали темными ветвями, словно приветствуя молодой снег, тени смешались с лунным светом и собрались в озерца глубокого черно- синего цвета.
Ким забрался в самую старую часть парка.Скамьи здесь были из старого, промерзшего и сверкающего инеем камня.Деревья- почтенные исполины, спящие зимним сном. Шум города и свет фонарей не пробирались сюда. Здесь можно было встретить только ночь и тишину.
Тишина притаилась, а потом ожила каким-то едва уловимым и очень знакомым звуком. Так скрипит снег под чужими шагами. Взвихрились и опали снежинки. В нескольких шагах от человека в тени разлапистого вяза стоял белый конь.Не белый даже, а бледно- серебряный. С длинными ,изящными ногами,змеиной гибкой шеей. Таких красавцев с гривами- паутинками Ким видел когда-то в цирке. Но, там они были другие : пахли потом и страхом, во взгляде мутной пленкой осела боль. И, те кони были живые. А этот- греза с глазами из синего льда. Ким так залюбовался, что не сразу заметил всадника на гладкой конской спине. Никакого седла, никаких ремней, а сидит легко и свободно.Цвет кожи и одежд- тот же призрачно- белый. На конский круп стекает снежный,легкий плащ.То, что Ким принял за меховой ворот- кристаллы льда. И глаза у коня и всадника похожи- черно- синие, искристые и смеющиеся. Человек раз всмотрелся, и уже больше ничего не видел, кроме волос, что как снежное облако, тонких белых рук, острого подбородка и тонкого лица. Странная,живая и не живая красота. Смотреть на нее и смотреть. Спрятать лицо в узкой ладони. Ничего, что каждый палец увенчан острым, прозрачным когтем. И не страшно, что крепчает мороз, сковывает тело. Уже и не двинуться с места. Зимний демон уже сошел с конской спины и идет к беспомощной жертве, не тревожа снег легкими стопами. В глазах цвета черного опала нежность и голод, торжество хищника и робость первого снега. По знаку Снежного ловчего пелена снега густеет, укрывает хрустальной занавесью очарованную добычу с теплой кровью. Ловчий открывает беспечной добыче свои объятия. Такие нежные, такие холодные. Мягкие губы растягиваются в улыбке, обнажая тонкие, острые зубы- иглы. Охотник прячет лицо на груди жертвы, а когда отстраняется, острые иглы теплы от крови. Красивая ладонь сложена чашей и полна темной влаги. Ледяной конь подходит неслышно и пьет из хозяйских рук.
Хороша охота! Ради такой стоило оставить братьев и сестер. Теперь легко догоним. В путь! В сердце метели.
Ни следа на снегу.Только расходившийся снег танцует и бьется над скорчившимся,заледеневшим телом.
Ветер летит над застывшей землей. Сверкает в лунном свете чистый, еще не тронутый следами снег. Скоро звери и птицы распишут его своими узорами. Может, встретится и человеческий след. Торопливо прокрадется по снежному насту одинокий охотник. Но,это будет потом. Когда отступит ночь, когда погаснут в бездонном небе призрачные костры северного сияния. А пока снежную равнину видит только она. Широки ее черные крылья и зорки глаза, яркие и блестящие как терновые ягоды. Она купается в потоках ветра, ласкается к нему, как дитя ластится к строгому и любимому отцу. Она поет его песни, вплетая в них резкие, тревожные ноты. Ветер подхватывает пронзительные враньи крики и смешивает их с лунным серебром и снежным атласом. Где- то далеко хрустальным плачем откликается волчья стая. Эта дикая песня волнует кровь, манит из темных высей к холодной белизне. Ниже- ниже...уже антрацитовые крылья чертят снег. Всей грудью зарыться в его мертвую негу...встать на крепкие черные лапы и нестись навстречу серым братьям и сестрам. Навстречу охоте и битве. Она- дева с враньими крыльями и волчьим сердцем. Не для таких покой и тепло очага. Хильд. 10.12.2013
В тот год зима долго обметала горы своими белыми юбками. В долинах цвели поздние маргаритки, леса шелестели ярко- алой листвой- издали казалось, что их окутывает кровавая дымка. Дороги раскисли, но перевалы были свободны до самого начала зимы. Снег пришел в одну ночь. Рухнул на уединенный горный замок и округу белым, густым маревом.
Хозяин замка с удовольствием смотрел на кружение метели за окном. Тонкие пальцы распахнули окно, впустили ветер и снег в комнату. Резные снежинки ложились на холеную ладонь и замирали, не тая. Двадцать третий граф Стрега всегда любил зиму. Долгие песни метели, уединение глухого края, скованного холодом, тепло кабинета и шелест книжных страниц.. Вот и сейчас он неохотно прикрывает окно, поправляет свечи в тяжелом светильнике и лениво растягивается у камина на мягкой, чуть вытертой медвежьей шкуре. Яркое, теплое пламя играет на гладкой коже, выделяет изящные контуры спины, чуть островатые лопатки, зажигает синие искры в волосах, темным маревом окутавшими тонкое, изящное лицо, прядями- ручейками прочертившими белую, прохладную кожу. Шелестят страницы, подрагивает пламя свечи, лениво шагает по первому снегу ночь... Дамиану не нужно смотреть на часы, чтобы знать, сколько ей отмерено. Чувство ночи у него в сердце и под кожей. Зимнее солнце неторопливо. Темнота продержится еще несколько часов. Если снег не уляжется, то в его распоряжении будет лишняя пригоршня минут за книгой или на замковом дворе, укутанном в метель. А еще вчера на замковых клумбах цвели поздние, мелкие розы с колючими шипами и чуть душным ароматом. Так и застыли в холодном серебре.
Плавное течение мыслей нарушает торопливый стук в дверь и шуршание юбок по камню.
- Господин граф! Ой... - экономка Марта торопливо отворачивается, но продолжает тараторить - Ваше сиятельство, на перевале путников замело. Просят приюта в замке. Всего-то пока метель не уймется... Что прикажете?
Дамиан покидает свое уютное прибежище и кутается в черный шелковый шлафрок. Ткань неприятно скользит по коже. Слишком холодная после тепла камина.
- Приготовь комнаты гостям, Марта. Пусть Ион встретит их во дворе. А Георгий проводит в гостевые покои. И, чтобы на мою половину ни ногой! Кстати, сколько у нас гостей.
- Так, всех гостей-то, кучер, лошадка и барышня. Даже без служанки. Стыд-то какой!- Марта негодующе свела брови.
- Интересно... Надо встретить гостью... Нет,звать Георгия не надо. Сам оденусь. А теперь прочь, Марта! - граф притворно хмурится, но тут же улыбается уголками губ.
Марта смеется в ответ на показную строгость и убегает, подхватив юбки. Работы полны руки.Шутки шутками, а дела не станут ждать.
Четверть часа спустя Дамиан Стрега уже держит под уздцы валящуюся с ног лошадь, впряженную в дорожный возок. От измученного животного валит пар, оно едва держится в упряжи. И кучер не лучше. Крепкий и привычный ко всему горянин вымотался. Что же тогда с самой путешественницей? Марта говорила, она не из простых...Георгий уже откидывает полость возка,раскланивается...Подает руку. Из возка выбирается закутанная в тяжелый плащ фигура. Высокая, стройная, с выбившимися из прически светлыми локонами. И глаза ясные, ни следа страха.
Дамиан Стрега делает шаг навстречу и раскланивается:
-Добро пожаловать в наш горный край,госпожа! Я, граф Дамиан Стрега, живу здесь затворником уже много лет. Входите в дом, согрейтесь и отужинайте. За бокалом вина все и расскажете. Ни слова больше. Титулы и формальности подождут до камина. Стефан позаботится о кучере и лошади.
Пока гостья переодевается к ужину, Дамиан терпеливо ожидает в столовой. Пальцы небрежно перебирают нитку мелкого серого жемчуга, которой схвачены его густые,длинные волосы.Хозяин замка перекатывает на языке чистый, прохладный аромат гостьи. Так могла бы пахнуть сама зима. Теплая,живая нота соли и меди еле заметна... А, вот и она. Раскланивается и представляется : Илона Ракоци, австрийка, хотя, фамилия и венгерская... Девушка нервно поправляет простое дорожное платье. Ткань и покрой говорят о достатке и вкусе. Манеры о хорошем воспитании.
Дамиан сам разливает густое темное вино по бокалам, незаметным жестом придвигает гостье блюдо с мясом и хлебом.
-Что же погнало такую красавицу в опасное путешествие в мороз и метель,госпожа Илона?- темные глаза внимательно наблюдают за гостьей.В этих глазах легко потерять себя,заблудиться, как в зеркальном лабиринте.
- Семейные дела, граф, семейные неприятности- Илона хмурится и задумчиво покачивает вино в бокале.
- Что ж, на то время, пока не уймется метель, Вы можете не вспоминать о них. За эти стены нет хода внешнему миру- голос Дамиана течет как шелк, как ночной ветер... Легкий и успокаивающий. Разнежившись то ли от вина, то ли от мягкого, глубокого голоса хозяина дома, Илона начинает говорить.
Она из старой, но обедневшей семьи, последняя в роду. Всего достояния: старый особняк в Вене и небольшое имение в Буковине. Туда она и направляется. Посмотреть, что осталось от поместья. Рента совсем не покрывает самые скромные расходы...Еще немного, и придется продавать дом в Вене. А что потом?
Гостья кусает губы и злится на себя, на свою болтливость. На богатого магната и его жалость. Да, одна сервировка стола стоит больше, чем ее поместье. Илона сердито вертит в руках столовый прибор с позолотой.
Стрега продолжает играть ниткой дорогих, редких жемчужин. Тонкая морщинка прочертила гладкий лоб. Разговор замер. И рассвет вот- вот пробьется через снежные вихри.
- Илона, не мучайте себя и меня светскими условностями. Здесь, в глуши все просто : когда утомлены- спят. Когда голодны- садятся к столу. Не занимайте меня разговором, который Тяжел для Вас. Время отдохнуть. Встретимся вечером. Марта Вас проводит.
Без всякого зова появляется молодая, смешливая и бойкая экономка. Подхватывает гостью под руку и ведет длинными коридорами. Спальня уютная. Резные панели, старинная кровать с балдахином, свежие, теплые простыни и запах лаванды- все манит ко сну. Но, Илона спит тревожно, странные сны кружат вокруг нее.
Хозяин замка в круговерти снега. Ветер треплет рубашку из тонкого белого полотна, бросает ему в лицо длинные пряди, снежинки не тают, ложась на кожу. Теплы только темные,бездонные глаза. Весь он как статуя в храме. Совершенный и не живой... У его ног лежит огромный,желтоглазый зверь с серой шкурой. Скалит клыки в улыбке и ластится к бледным рукам. В тонких пальцах зажата роза, опушенная инеем.Длинный шип проколол кожу- и ни капли крови.
Этот же сон. Или другой? Темный, бархатный голос :
- Я не беру платы с гостей. Тем более, не беру платы с красоты и молодости. Но, не ответишь ли ты даром на дар? Спи сладко и не бойся. Мне нужно не так много. Всего лишь капля тепла. А ты и не вспомнишь... Но, взять без позволения низко. Как залог возьми эту розу...
Что- то бархатное и холодное касается лица и горла. Замерзшие лепестки или тонкие, осторожные пальцы?Колючий шип неприятно царапает горло... Но, нет сил и желания отодвинуться. Так сладко спать в тенетах ледяных сказок...
Как и предсказывал Стрега, еще до обеда метель унимается. Отдохнувшие путники спешат дальше. Провожают их Марта и Георгий. Нет, граф проводить не может. Не здоров. Но, шлет пожелания доброго пути и вот это: Марта протягивает гостье маленький ларчик из черного дерева. Нет, граф не примет отказа.
Дорога ложится под копыта, поскрипывает возок. Илона перебирает в пальцах то маленькую алую розу, то нитку редких серых жемчужин.
На дне шкатулки лежит прямоугольник дорогой, плотной бумаги. Всего пара строк округлым, правильным почерком.
Зима пришла в северные земли. Она никогда не уходит далеко. Всегда кружит неподалеку, смотрит желтыми звериными глазами с горных пиков, чувствуется в ледяном холоде родников и в порывах ветра. Но, приходит ее час : время угольно- черных ночей и окровавленного, бессильного солнца. В бездонной тьме неба зажигаются волшебные костры, около которых согреваются Боги и души павших героев. Неистовые шаманские пляски заводит метель между небом и землей. Люди зажигают огонь в очагах и покрепче запирают двери. Собираются вместе и вспоминают героев древности, чтобы не пустить к огню и в сердце древнюю,ледяную тьму.
Тогда приходит Она. Снежная охотница Скади. Метели тянут к ее рукам гибкие шеи, ластятся, словно породистые белые кони. Охотница треплет их белые гривы и смеется. Ей нравится скользить по снежным коврам, почти не приминая их, чуять в воздухе теплый, сладкий запах добычи и острый, пряный аромат волчьего меха. Волки- ее охотничья свора, ее любимые дети. Лыжница замедляет свой плавный, летящий бег, и смотрит туда, где на фоне синих снегов цепочкой растянулась волчья стая. Звери бесшумно ступают след в след. Не угадать, один зверь прошел или десять. Янтарными огоньками светятся волчьи глаза.Звери чуют добычу. Под лапы белым полотном ложится снежная равнина. Молчаливый, неторопливый шаг сменяется бегом, тявканьем и коротким воем. Серые чуют жизнь и кровь, которая более не в состоянии защитить себя. Чуть поодаль от звериной тропы тянется одинокий лыжный след. Он не беспокоит зверей. На многие полеты стрелы здесь нет людей. Есть только темнота, снег, мороз, огни в небе. И она.
Охотница Скади стоит в неглубоком распадке, усыпанном снегом и с легкой улыбкой смотрит, как ее свора гонит оленя. Рогатый стар и тяжел, часто увязает в снегу, прыжки его неровны и бестолковы. Волки серыми тенями идут за ним, подкрадываются с боков, подают голос, зароняя в разум жертвы тот темный,древний ужас, который помогает настигать добычу. Заслышав голоса преследователей, олень прыгает с тропы в сторону, и увязает чуть не по плечи. Богата снегами эта зима.
Охотница смотрит, как пытается спастись рогатый старик, как молодые волки пляшут вокруг него, опасаясь рогов. Редко кто отваживается подойти и полоснуть клыками. На снежном серебре цветут первые кровавые капли. В свете луны они почти черные. Серый вожак с черными подпалинами на морде собирается для броска. Как ни пытается олень, ему не по силам стряхнуть с шеи страшную ношу. Через мгновение он темной глыбой замирает на снегу.
Охотница подходит и пьет из раны теплую, темную кровь, гладит пушистые загривки и клыкастые морды. Потом садится в стороне и смотрит, как пирует стая.
Наевшиеся волки окружают ее теплым кольцом. Охотница дремлет, раскинувшись на снежной постели и привалившись к мохнатому боку. Другой постели ей не нужно. Хильд 4.12.2013
Это не графоманское. Но, оно важно для меня. И ему место здесь быть Сначала я ничего не увидела. И только несколько секунд спустя обратила внимание на тонкий слой серебряной, холодной пыльцы, лежащий на крыше машины. А потом я увидела, как медленно и тяжело танцуют крупные снежинки в свете фар. Снег редкий и тяжелый. Наверное, мокрый. Это было невероятно красиво. В свете фар снег напоминал серебро, сыплющееся с темного неба. Снег шел всего несколько минут. А потом о нем напоминал только белый прямоугольник на асфальте, скоро исчез и он. Снег сменился дождем. Привычным уже шуршанием капель. Чистый, острый запах снега пропал, как его и не было. Впервые за всю осень натянулась и, тренькнув, оборвалась струна силы. Ощущение того, что пришло мое время. Я не сразу сообразила открыть окно, а когда додумалась, чтобы кожей почувствовать снег, его уже не было… Он как поцелуй через пуленепробиваемое стекло. Только тень чувств. Не сами чувства. Формальность. Я долго лежала и пересыпала в воспоминаниях ту горсточку холодного серебра, которую отсыпала мне зима. Изо всех сил я стараюсь ей радоваться. Не просить больше того, что дано. Не ждать. Это самый грустный и неправильный первый снег в моей жизни. Не радость, а только обещание радости. Не сила, а ее тень. Я чувствую себя несчастной и обманутой. Первый снег никогда не ложится. Он только обещает. И здесь он очень часто не держит своих обещаний. Может быть, это единственный снег за много недель. Или за всю зиму. Или уже через пару недель его будет вдоволь. Во что, я, конечно, не верю. Грустно перестать верить тому, кому верил всегда. Я всегда знала, что время снега придет, а теперь у меня нет этого знания. Самое неправильное не отсутствие снега. И связанного с ним ощущения силы. Неприятно, но, можно привыкнуть, пережить … Хуже то, что пошатнулось что-то, что всегда было приметой жизни, течения времени, некоей осью, на которую я нанизывала прожитые годы. Я всегда неосознанно жила от зимы до зимы. Не по календарному промежутку ( он для меня ничего не значит), а до зимних запахов и звуков, до скрипа снега под ногами, до облака снежинок, которое осыпается, когда приходишь в дом…
Лунное серебро медленно сочится сквозь плотные ноябрьские тучи. Пахнет сыростью, напрасным ожиданием снега и обнаглевшими дождями. Ветер влажным лоскутом облепляет лицо. Луна сегодня полна. Ее отблески играют на металлических пряжках плаща. Некто стоит в тени недостроенной многоэтажки, и тени так же ласкаются к его узкому породистому лицу и тонким пальцам, как и сотни лун назад. Кружево и бархат истлели, их сменил яркий искусственный шелк и тисненая кожа дорогого плаща, перчатки без пальцев и маленький серебряный нетопырь в мочке чуть заостренного уха. Подведенные дорогой тушью серо-зеленые глаза отражают два серебряных диска в глубине зрачков, острых и вытянутых, как у кошки. Чувственная усмешка кривит губы:
- Сколько мне еще ходить твоими дорогами, Селена? Сколько купать в твоих лучах несытую душу, сколько сердец мне держать в своих когтях? Сколькими смертями метить свой путь? Даже если их уже слишком много, и гончих спустили по моему следу, я не хочу умирать. Слышишь ли? Не хочу! И не умру. Мир меняется, он прекрасен и сладок. А люди пусты, но очаровательны. Кудлатое облако закрывает луну, а когда она выбирается на волю, под аркой подъезда уже никого нет. Только ветер гоняет сухие листья.
***
По старому парку на окраине города скользит сгорбленная фигура. Неловкая поза странно сочетается с текучестью и силой движений. Незнакомец одет в потертые джинсы, стоптанные кроссовки и видавшую виды кожанку. Слишком легко одет. Не по погоде. Пепельные волосы растрепались и упали на плечи, голодно сверкают темно- карие глаза. Поздний прохожий принял бы его за пьяного или наркомана. Только, почему же такой жутью веет? И откуда этот теплый, резковатый запах- запах живого меха и крови.
Два больных янтаря обращены к луне, скулы свело и язык плохо слушается:
- Мать- Луна, как мне быть? Долго ли быть так? Не зверем, и не человеком. Не могу я сидеть взаперти, прятаться от себя и других, жевать опостылевшее сырое мясо и бояться того, как полнеют твои бока. Освободи меня от своего дара, или забери в свои угодья, покрытые туманом, туда, где под лапами хвоя, а не асфальт. Туда, где горько и остро пахнет можжевельник, где от воды ломит зубы , где охотиться- честно и правильно.
Никто не слышит жалоб перевертыша, только печально шумят деревья над головой.
***
Рваный ритм. Яркий свет.Запахи беспечной плоти и пустых радостей. Смех по заказу. Страсть по привычке. Веселье по графику. Клуб. Здесь только она настоящая.Высокая и гибкая, с темными косами, с усмешкой в агатовом взгляде, с пальцами в бирюзе и рубинах.Она никогда не танцует. Сворачивается в темном уголке и ждет. Ждет беспечности и молодости, прячет хищную суть и клыки за улыбкой. Она одна не клянет Белую госпожу. Ламию устраивает все. Она так стара, что не помнит первого лунного луча, обласкавшего ее шкурку. Помнит, как росла и мудрела в ее лучах, как сменились городами из камня священные рощи. Как пришлось уехать далеко на Север. Здесь холодно.Зато, добыча сильная и беспечная.Охотиться можно реже и не торопясь.
Но, и ламия знает: луна никогда не отпустит тех,кого отметила. В этом они похожи.
В золотой чертог Вальхаллы путь лежит, Там, где держат право меч и щит. Потечет рекою брага и воинов кровь, Те, кто умер со славой, встанут вновь Черные Крылья – Валькирия
Тихо шепчутся и вздыхают холодные волны, вылизывают длинными языками прибрежные камни, перекатывают мелкую гальку. У воды странный вкус. Вкус соли и меди. Остывающей жизни, вкус крови. Глазами испуганного зверя чуть поодаль мерцают костры победителей. Самые смелые и алчные не выйдут сейчас к кромке прибоя, туда, где раскинулись в последнем сне павшие враги. Тела родичей и друзей оплаканы у костров и ждут рассвета, чтобы в первых лучах солнца обратиться огнем погребального костра. Тревожно вздрагивают испытанные бойцы, и темный ужас плещется в глазах немногих пленников. Нет доли хуже, чем неволя, но, самые гордые не поменялись бы сейчас с павшими. Шум лагеря заглушает все звуки, песни и стук рогов то звучат громко, почти с вызовом, а потом обрываются. И ветер приносит к людским кострам чистый и звонкий как лезвие, смех, протяжный гортанный вой, хлопанье больших крыльев, стук некованого копыта по дикому камню. Старики и совсем еще юные воины сжимают побелевшими пальцами амулеты и молятся Отцу Дружин, прося, чтобы оградил он их от дикого веселья своих дочерей. Лагерь не спит до утра. *** А совсем рядом, на черном песке у холодной воды спят те, кому уже не подняться во плоти до самой Последней Битвы Богов. Страшными белыми цветами с алой росой простерлись тела павших героев. Здесь нет тех, кому могла бы помочь рука целителя, но, не все еще простились с теплом крови в венах. Молодые и старые, удачливые и те, от кого удача всегда бежала. Все они ждут своей участи. А вот и она. Легкие, осеребренные острыми рогами ущербной луны тени. Крылатые, остроклювые, серые, длиннолапые с голодными огоньками на дне глазниц или нежные, как те цветы, что растут под снегом весной, с любовью в голодном взгляде, что страшнее волчьего оскала. Тихо скользят тени, почти не тревожат песок, отяжелевший от крови. Легкими когтистыми пальцами закрывают незрячие глаза, гладят искаженные болью лица…Застывают около павших, словно в молитве. Сплетают мелодию из хмельного, безумного смеха, рвущейся плоти и хруста костей. Темные бездны глаз в экстазе поднимаются к луне, и свежей кровью окрашены губы, созданные для смеха и поцелуя. Сейчас острые зубы скребут по кости и вырывают алые полотнища плоти. Диковинными плодами лежат в тонких перстах навеки замершие сердца. *** Черная птица чистит перья крепким клювом, сидя на крестовине меча, оборвавшего жизнь совсем молодого воина. Особенно заметна юность на бескровном лице, и лунный луч играет с побледневшими янтарными пятнышками веснушек. С хриплым криком ворон уходит в черное небо, а над умирающим склоняется прекрасное чудовище с окровавленными ласковыми пальцами. Заметив тень жизни и страха в остывающих синих глазах, она улыбается светло и нежно, как невеста на свадебном пиру. - Тише, я только поцелую. Не бойся, ты храбро бился и умер не трусом. Сядешь по правую руку от Всеотца, а я поднесу кубок с медом. Не бойся, сладок золотой мед Вальгаллы… Так же сладок, как твоя кровь. Такой же золотой, как твои волосы. Спи сладко, прекрасноволосый! Изящные пальцы в темных пятнах теребят золотистую прядь, острые клыки одним движением рвут еще вздрагивающее горло. Совершенное, нежное личико девы превращается в жуткую ритуальную маску, несытые глаза бешеной волчицы смотрят с любовью. Таков он, пир валькирий, которого не видел никто из живущих. Хильд. 18.11.2013.
Встану, не помолясь, не призвав Богов, не надев оберегов, кану в стылую осеннюю грязь. Вдохну сырой ветер, пахнущий отгоревшими кострами, утоплю стопы в вязкой грязи. Оберну белыми пеленами тумана запястья. Поднесу к губам флейту из темной кости. Выдохну всю тоску и жажду в долгой трели. Распущу по ветру всполохи волос, сверкну голодной зеленью взгляда.
Где ты танцуешь, Белая Госпожа моя? Кто заплетает тебе косы? Кто пьет хрустальную стынь из твоих бледных рук? Почему ты избегаешь моих троп?
Молю, выпусти своих белых волков в потемневшие, отяжелевшие от тоски и влаги поля. Пусть разбегутся белые стаи, попробуют живой крови и живого тепла. Хочешь ли, напою твоих зверей из своих вен? Жаждой напою, тоской по голосу вьюги, по ее пронзительным охотничьим песням, по ее неистовым прыжкам, когда снежные плети то припадают к самой земле, то взметаются над головой.
Смилуйся и приди, Белая Дама. Слышишь ли мой призывный вой, мою тоскливую серенаду в темноте осени. Поднеси мне кубок из лунного серебра,дай отпить ледяного забвения и морозных чудес.
Поднимаю лицо к небу и жду ее первого поцелуя. Первого снега.
Осенью город меняется. Он становится гулким и мертвым, как пустой панцирь жука. Поблескивает золото на спинке, но жизни нет. Глубже и теснее проточины старых улиц,заметнее влага на камнях и потертости от сотен ног. Где сейчас те, кто оставил их? У теплых очагов или под надежной опекой надгробных камней? Я не люблю ночами покидать свой дом осенью. Становлюсь домоседом. Так же съеживается, укутывается в плотные, яркие портьеры и мой дом. Теплое мерцание свечей пробивается сквозь занавеси, смягчает неистовую медность волос, рассыпанных по плечам. Касание завитков почти можно перепутать с прикосновением небезразличной руки... Но, нет, я один среди дорогих ярких тканей, тонкого фарфора, старинной вычурной мебели и книг. Тут можно заметить перо ворона, там- веер с перламутровыми спицами, череп какого-то мелкого зверька или нитку крупного черного жемчуга. Из книги небрежно выглядывает кружевной край тонкой шелковой перчатки... Ах, как милы моему сердцу все эти знаки и отметинки долгой моей жизни. Но, иногда их становится мало. Слишком мало. И до онемения в пальцах хочется живого тепла. Как сейчас. Но, нет в этих грезящих покоях даже намека на тепло и иные шаги, кроме моих. Нет даже кошки. Эти тонкие, грациозные звери охотно делят со мной уединение. Нет, я не так наивен, чтобы считать их своими. Не так пуст, чтобы покупать дорогого зверька в золоченой клетке и кичиться им. Куда приятнее приманить из паутины улиц что-то истинно свободное и ночное, с жемчужными осколками луны на дне топазовых зрачков и стремительным, легким шагом настоящего убийцы. О нет, далеко не сразу мои усатые гости начинают предпочитать блюдце со сливками садовым птичкам и мышкам... Не сразу идут в тепло комнат , и не все соглашаются греть мои озябшие пальцы и душу. Большинство просто шныряют по саду среди кустиков мяты, заведенной специально ради них. Я люблю их урчание, странные, дикие вопли, мелькание пушистого меха. Нравится мне и то, что каждый новый гость ступает по земле, которая приютила тонкие косточки его предшественников. Мой век длиннее кошачьего. Да, и человеческого тоже. Иногда меня это печалит. Обычно, я просто принимаю себя, каков есть. Старая порода... Черный лак столешницы отражает мои глаза цвета красного аметиста... Надо бы навестить ювелира. Но, очень холодно. И так не хватает кошачьих шагов в доме... Только шелест страниц, потрескивание свечей и фальшивая ласка медных прядей. Хильд 17.07.2013
Ночь течет сквозь меня как песок сквозь пальцы, как синий атлас. Это ласковое, неторопливое течение ощущает кожа, когда ее задевает ветер, за ним следом как яркие золотые рыбки уплывают образы и воспоминания. Я не стремлюсь поймать их. Пусть растворятся в глубине летней ночи. Она накрыла город подобно океанским волнам. Колокола городских церквей звучат печально и отстранено , звук пробивается как из- под воды. Таковы ночи середины лета в этом городе: ленивые, чернильные, уверенные в своей власти над камнями, снами, живыми и мертвыми, населившими каменную скорлупу. Чтобы добраться до меня, темноте приходится наполнить сад, взобраться по ступеням к веранде и просочиться в гостиную. Темнота пахнет отцветающим жасмином, льнет к моим волосам, заглядывает в глаза , смеется и шепчет : «Виктор… Виктор, помнишь ли ты? Все ли перегорело и обратилось пеплом? Или, тлеют еще искры?» . Внятный только мне шепот тревожит память, пелена времени отодвигается в сторону как театральный занавес. Когда-то я был актером на подмостках, а теперь- лишь зритель собственного прошлого. *** Совсем свежее, еще не покрывшееся кожей минут и часов воспоминание. Узкая, влажная после дождя хребтина мостовой. Шаги не разрушают тишину, только делают ее живее и определеннее. Где-то совсем рядом тихо и нежно напевает скрипка. Простой инструмент бродяги- музыканта, честный и много повидавший. Без норова, покладистый и мягкий. А вот и сам скрипач- бесформенная фигура у фонарного столба, ветер треплет волосы и развевает какие-то совершенно немыслимые обноски. Прохожу мимо и роняю в потертую шляпу серебряную монету. Больше, чем следовало. Меня не интересует скрипач. Только его музыка, только скрипка. А, вот он замечает меня- быструю тень, закутанную в лунный свет и медный поток волос, с которыми играет ветер. Долго смотрит мне вслед (Я умею чувствовать такое.), и вспоминает, и грезит, и почти любит меня- шалую ночную тень с волосами цвета меди, с привкусом вина и лунного серебра на губах. Часто моей спутницей в ночных скитаниях служит бутылка из темного стекла, запрятавшая в пузатых своих боках сладкие, терпкие сказки, нашептанные виноградной лозой. На вид- почти как кровь. На вкус- как сама радость. Того же немыслимого оттенка, что и блики в моих волосах. Люди говорят « цвета крови, цвета пурпура». Но, я-то знаю о крови побольше . Нет, мои волосы имеют оттенок дорогого красного вина. На эти густые волнистые пряди часто заглядываются: уличные девки, воспитанные барышни, их цепные гувернантки, цирюльники… Даже если успевают разглядеть, какой я породы. О, в этом определении нет ничего оскорбительного! Люди говорят с уважением и завистью « старая порода», и я улыбаюсь самыми уголками губ. Достаточно, чтобы ее подтвердить. Мы живем на одних улицах, ходим в одни и те же таверны и лавки, так же платим золотом за вино и платье… И, остаемся для людей страшной сказкой. Ленивые няньки пугают нами детей : « Будешь ночами в окно глазеть , явится ночная тень и заберет у тебя душу». Как забавно, мне и своей души хватает. *** Люди так много значения придают нашим привычкам в еде… Никогда не забуду своего первого обеда в городской ратуше. Нельзя же обойти приглашением одного из знатнейших дворян города, даже если он и не людского рода. Родители и сестра переложили приглашение на мою совесть. «Мальчику надо взрослеть». Пока бургомистр говорил речь, гости поглядывали на меня как на тигра, ускользнувшего из зверинца. Когда гостей усадили за стол, все, как по команде, повернулись ко мне и замерли. В полной тишине собравшиеся взирали на то, как я нарезаю исходящее алым соком мясо и аккуратно проглатываю первый кусочек. После этого с людей словно падает оцепенение. Они шушукаются, звенят бокалами и столовым серебром. Да, я вполне могу есть мясо. Если оно не слишком прожарено. А еще, фрукты, пью вино и воду. Я скромен в своих желаниях и почти не нуждаюсь в пище особого рода. Да, ее я предпочитаю оплачивать золотом или получать в дар. Так безопаснее. И вкуснее. *** Родители. Сестра. Как давно разошлись наши дороги. Я запутался в сплетениях лет и путей. И теперь могу только вспоминать. Нашу семью всегда узнавали по безупречной коже и белым как молоко волосам. Родители, сколько я их помню, всегда были прекрасны и строги, как зимние духи. Сестра, Альбина, больше напоминала цветок белого олеандра. Нежная, хрупкая, очаровательная. И ядовитая. Почти такая же ночь, как сейчас. Ночь, отделенная от меня вереницей лет. Душно так, что не хочется вставать с постели, не хочется одеваться для выхода из дома. Куда приятнее сидеть с бокалом вина на низкой кушетке у окна и рассеянно теребить ворот халата. Нежные пальчики ерошат мои волосы. - Виктор, братец, вот же ты вырос!,- Альбина белым видением стоит за спиной. - Можно подумать, сестрица, за одну ночь вырос… - Ай, Виктор, опять ты дуешься! Давай лучше что-нибудь придумаем… Знаешь… придумала! Одним движением сестра наклоняется ко мне и впивается в кожу над ключицей. Не всерьез, но, этого достаточно. Сразу ускользает, вытирая с розовых губ медно- соленые капли. Ее смех звучит злыми бубенцами где-то в глубине дома. А я сижу и кожей чувствую дорожку спекшейся крови . Укус того, кто одной с нами сути- это обещание, приглашение, признание. Нет, не хватит слов. Для Альбины- всего лишь злая шутка над младшим братцем. И, она знает, что я никому об этом не скажу… Не осмелюсь. Напрасно я пытаюсь совладать с собой. На оконной раме появляются отметки ногтей, горло пересохло, тело выкрутило так, как городские прачки выкручивают какую- нибудь несчастную сорочку. Кое- как одеваюсь и без всякой цели вываливаюсь в ночь. Мне просто не хочется нарушать покой родительского дома. Сама темнота не дарует мне покоя. Ветер норовит игриво погладить щеку, забирается под рубашку, приносит смешки и шепоты, тени человеческой страсти. Я буквально натыкаюсь на нее, чтобы не упасть, она обнимает меня, да, так и замирает. У нее темно- карие глаза, каштановые волосы и совершенно бесстрашный нрав. Она гладит мое лицо, легко дотрагивается до клыков, тянется с поцелуем. Я уклоняюсь , что-то хочу объяснить. Но, она такая упрямая. Прихожу в себя на чердаке среди теней, лунного света и сонной возни голубей. Она проворно расправляется с моей рубашкой. Жилет ей уже сдался. - Ты меня грабить собираешься? - голос совсем незнакомый, пересушенный. Неужели это я? - Теперь это так называется? - она смеется,- Не надо бояться. А еще бессмертный! - Мы просто живем дольше, чем люди… - Помолчи,- она закрывает мне рот теплой ладошкой. Девушка пахнет корицей и яблоками. Она полна озорного желания жить и искать от жизни всего, что та может предложить. Ее страсть щедрая и честная. Не испорченная сушеными сказочками о вечной любви. Мы- священная трапеза друг для друга. И пусть не выпито ни капли крови, не произнесено имен и клятв. От этого ничего не меняется. *** Может быть, именно с той ночи начался мой путь в этот город, продуваемый теплым ветром с моря, пропитавшийся ароматами рыбы, смолы и белого жасмина. Или с какой-то другой, о которой я и не помню? Довольно на сегодня памяти и вина. А что ждет впереди- увидим. Хильд. 22-23.05.2013.